Nathaly.ru – Жизнь как чудо

Жизнь Огстина

10.07.2008 :: ССказки

Огстин вышел из подъезда медленно, не торопясь, словно пытаясь доказать всем и самому себе в том числе, что ему абсолютно нет дела до того, что происходит вокруг. Если он и интересовался чем-либо, то только собой. Но на это он тратил весь интерес, который только мог зародиться в его покрытой короткой растительностью голове.

Огстин сделал два шага по направлению противоположному качелям, которые надрывались стонами под грузом какого-то великовозрастного малыша, пускающего кольцами дым и то и дело лихо сбрасывающего пепел на чью-то валявшуюся рядом сумку.

Итак, Огстин в своем непревзойденном самосознании оказался во дворе высокого современного дома и направился к дороге, по которой с шумом мчались различного рода средства передвижения и перевозки. Улиц Огстин не любил. Они для него служили исключительно как ориентиры тихих переулков, скверов и лесопарков, коих в городе было не так уж и много. Да и те, что были, оставляли желать лучшей густоты посадки и чистоты. Но и в них Огстин находил укромные уголки и забивался туда. Иногда, очень редко, он думал о смысле жизни и о своей величественности. То и дело он встречал тех, кто был выше него, но никогда он не позволял себе посмотреть на такого, как на равного, а тем более как на превосходящего его. Он чувствовал седьмым волосиком в правом ухе, что это – мелочь и что “выше – не тот, кто выше, а тот, кто выше” (эта гениальная мысль принадлежит самому Огстину и навеки запечатлена в его памяти).

Он, вероятно, написал бы мемуары, если бы умел писать. Читать он худо-бедно научился. Например, слова “Гастроном”, а так же “Универмаг” он хоть и выучил с трудом, зато запомнил надолго.
Огстин шел вдоль одной из периферийных артерий большого города, мрачно поглядывая на красочные вывески и веселые лица

“Суета, – думал он, – суета сует”, – и вновь предавался блаженной радости собственной уникальности и собственного же счастья. Свернув в какой-то серый закоулок, ломая тонкий ночной льдок на лужах, он прошел по известной тропе. Сейчас он повернет налево к покосившемуся фонарю, пройдет вдоль сломанной ограды, около которой летом росла крапива, а сейчас – непролазная грязь, но он стойко выдержит все неприятности и углубится в кладбищенский лес.

Это одно из самых любимых его мест. Здесь всегда спокойно, тихо и почти безветренно. Угрюмые надгробные камни молчаливо рассказывают каждый свою историю, а вековые дубы и осины так же молчаливо внимают им, в который раз склоняя голые ветви и качаясь: “Да, да, видели, знаем…”

Последние лучи белого, бледного солнца скроются в промозглых сероватых облаках, и очень быстро, что неудивительно для холодного ноябрьского дня, начнет опускаться неизвестно откуда ночь. Огстин вилял между могилами в поисках своей любимой скамьи, на которой уже давно не лежали желтые и красные листья, и под которой теперь была мягкая, но сырая бурая масса.

Когда Огстин завидит скамью, все мысли уйдут от него прочь. Он радостно рванет к ней и ляжет вниз, на мокрую перину начинающих гнить листьев и, лизнув бок, положит голову на лапы. Уши его опустятся ему на глаза и скроют от него вечереющий мир. Закрыты глаза. Ему снится далекий мир псов, в котором он – король.

03.09.90 г.

Опубликовать в Facebook

Наверх